Нам свойственно имперское сознание. Это не режиссер Михалков сказал. Так полагают миллионы русских людей безо всякой режиссуры. Под империей они подразумевают расстояния, масштабы и страх, производимый властью. Увы, к имперскому сознанию это отношения не имеет
Как-то в разговоре со студентами (человек 50 ходят на мой мастер-класс в МГУ) я обронил, что русские — весьма юная нация, потому что определяют себя в основном отрицанием. Мы не хотим быть похожими на американцев, китайцев, немцев, финнов, тунгусов, не говоря уж про друзей степей — калмыков.
Отрицание — подростковая черта, с нее начинается самоопределение: Мишка козел, Катька дууура, я не такой. Взрослый человек определяет себя по-иному: он знает, что любит, например, симфоническую музыку и академическую греблю, что сближает его с Михал Петровичем и Екатериной Сергевной. Я хотел добавить, что вечное русское детство объясняется чередой исторических обнулений, взять хоть 1917-й или 1991-й — но по тихому гулу в аудитории понял, что со мной не согласны.
Ну хорошо, развернул тогда я разговор, а если попробовать себя идентифицировать позитивно? Ведь определяют же себя французы через две идеи — Belle France, идею "Прекрасной Франции", и art de vivre, "искусства жизни"? А в чем наша идея? Вот нам, русским, свойственно особое сверхнациональное, имперское сознание, которое определяет российское бытие в системе особенных — евразийских — координат? Ритм нашего развития и территория нашей ответственности измеряются континентальными масштабами?
— О да,— был мне ответ.
— А что такое империя? — спросил я.
Империя, ответили студенты, это огромные расстояния, территории. И подчиненные народы. И уважение. То есть внушаемый метрополией страх. И ресурсы покоренных территорий. И борьба за ресурсы.
То есть они прилежно воспроизвели тот шум времени, что слышали каждый день. Что империя — это когда много и страшно, но без чего мы, русские, не можем жить. Такой у нас характер, особенный такой...
Что студенты! Знавал я одного сильно пьющего и нигде не работающего мужичка, пропившего все, включая собственную жизнь, но он готов был убить любого за одну мысль вернуть японцам Курильские острова. А вот мысль вернуть себе Аляску — напротив, грела его неимоверно.
А ведь суть империи не в расстояниях и даже не в ресурсах заморских территорий. Империя — это вообще не вопрос выгоды. Потому что империя — это сила, дозревшая до осознания ответственности за мир. Осознавшая свою миссию в мире.
Имперское сознание сводится к ответственности за то, что метрополия, совершившая прорыв в науке, технике, культуре и религии, берет на себя бремя просвещения народов, пребывающих в варварстве. Греческие колонии-поселения распространяли по всему миру греческую архитектуру, культуру, земледелие, логику, искусство и затем стали тем плодородным слоем, который до сих пор питает Европу. А Рим был империей не потому, что завоевывал другие страны ради рабов. А потому, что нес колониям цивилизацию со сводом законов, с еще более изощренной, чем у греков, архитектурой, с письменностью, с медициной, ремесленным производством и прочим. И конкистадоры в Латинскую Америку не шли грабить золото инков. Они несли слово Христово аборигенам-язычникам, у которых, к слову, не было ни Христа, ни письменности, ни даже колеса. Другое дело, как к этому относились сами инки.
То есть основа, смысл любой империи в том, чтобы передовые идеи донести до отсталых народов: цивилизовать дикарей. Любая недавняя империя — хоть британская, хоть российская, хоть османская — несла другим народам слово пророка, а также науку, медицину, просвещение и прочее, совокупно определяемое как "цивилизация".
А если не верите мне, то поверьте хоть Чаадаеву, писавшему в 1829-м: "Вся история нового общества происходит на почве убеждений... Интересы в нем всегда следовали за идеями и никогда им не предшествовали... Только так объясняется исключительное явление нового общества и его цивилизации; иначе в нем ничего нельзя было бы понять".
То есть еще раз: имперское сознание, имперское мышление, имперская идея состоят в ответственности и осознании миссии цивилизатора. Ты несешь передовые идеи отсталым народам, хотя бы и силой, хотя бы и за океан, хотя бы и ценой жизни. И поднимаешь их до себя.
И хотя империи развалились по самой очевидной причине — насильно мил не будешь, сознание миссии цивилизаторов осталось в крови многих народов, переживших имперскую фазу.
Я столкнулся с этим в Англии, когда увидел, что десятки организаций и тысячи частных лиц уезжают в страны третьего мира строить или поддерживать то, что является частью европейской цивилизации. Дочки газетных магнатов использовали законный год отпуска между школой и университетом, чтобы преподавать язык африканским школьникам. Мой знакомый Майкл Рэндалл, потомственный аристократ, занимался тем, что создавал радиостанции для зэков в российских колониях. Он получал за это три копейки, на него косились, как на, разумеется, шпиона, но в этом он видел свою миссию. Жизнь в Лондоне вообще разбила в пух и прах мои прежние представления об этой стране — я не нашел там никакой "милой старой Англии", но нашел невероятную тягу к свободе, бешеную гордость мультикультурностью и мультинациональностью и, повторяю, чуть не в состав крови входящее осознание долга.
Собственно, на идее долга и ответственности перед миром, осознании себя форпостами цивилизации и культуры основана деятельность таких институций, как Британский совет, Институт Сервантеса, Институт Гете, Французский альянс. Материальных прибытков от их работы никаких, а проблемы случаются: тот же Британский совет закрывался в Восточной Европе при коммунистах, в Китае при маоистах, ну, еще и в современной России (вследствие чего несколько тысяч молодых русских так и не освоили английский язык). Потому что в современной России каждый убежден, что только дураки пашут за идею, а на самом деле всеми движут интересы. И оттого-то все на свете, от Крестовых походов до работы Британского совета, определялось и определяется материальной выгодой: в форме хоть грабежа, хоть шпионажа...
Впрочем, тут я убежал в сторону.
Но все же, если возвратиться и имперскому сознанию и к идее империи как таковой, согласитесь — разве империя не означает распространение метрополией передовых научных, технических, культурных идей на отсталые территории?
Означает?
Но тогда ответьте, пожалуйста, и на другой вопрос. А какие такие народы и страны являются отсталыми по отношению к сегодняшней России? Грузия, выжегшая каленым железом взяточников в милиции и ГАИ? Украина с ее раздольем свободных выборов и прессы? Эстония, Латвия, Литва, ставшие частью Большой Европы? И даже если мы где-то такие территории нашли, то какие такие свои великие идеи мы можем туда принести? Ну назовите хотя бы одну? Чем таким передовым мы можем поделиться? Управляемой демократией? Управляемыми телеканалами? Замечательной работой милиции? Доблестной и любимой призывниками армией? Системой социальной защиты? Системой автомобильных дорог? Пустошами, на которые ради бабок переведены наши леса? А вот положа руку на сердце — как бы выглядели сейчас Курильские острова, останься они у Японии? Только честно ответьте, а? Так кому и что в окружающем мире мы можем дать? Нет, господа империалисты, это ж серьезно — ради какой такой современной русской идеи не жалко всерьез положить свою жизнь? Дайте ответ!
Потому что без ответа на этот вопрос то, что в России называют имперским сознанием, является никаким не имперским сознанием. А сознанием хулигана, который знает, что в своем дворе он многих мальчиков крупней, а оттого требует, чтобы все ему кланялись. |
1526
6
